Мне нравится находить новые решения для рисунков. Черно-белая графика, как и фотография – всегда самая выразительная. Четкие или размытые, выпуклые или тающие, но всегда красноречивые, линии собираются в нервюры собора или расходятся на площади, залитой ярким солнцем. Результат зависит не только от настроения, но и от текстуры бумаги и  толщины пера.

Графика на одежде выглядит иначе. Ткань не позволяет краске прогнозируемо разлиться, как разливается тушь по рисовой бумаге в японском рисунке. Одежда пластична и подвижна, но рисунок не должен ломаться. На одежде рисовать сложнее, чем на бумаге, но результат более любопытный. А в сочетании с практической пользой — еще и чрезвычайно выигрышный.

На длинном вечернем платье я нарисовал готический собор на небольшой площади с узкими домами. Что-то от Страсбурга и Кольмара. И только при ходьбе, когда открывается высокий разрез, видно, что за собор уходит еще одна уютная улочка, скрытая в статике. Сзади по подолу платья город медленно погружается в густой утренний туман и неспешно тает как во сне.

Придумывая рисунок и рассчитывая перспективу (на рисунок мы смотрим сверху вниз), вспомнил, как неожиданно и даже пугающе смотрелись в Сиенском Соборе обветшалые статуи Никколо Пизано, снятые с фасада. На них мы должны были смотреть наоборот, снизу вверх. На полу, вровень с нами, в человеческий рост, они казались необычно непропорциональными, с узкими ногами и несоразмерно расширенными плечами, а главное, с огромной головой на змеиной, вытянутой шее, смотрящей на нас в неестественном, неживом повороте.

На ткани краска остаётся выпуклой линией, чуть прорезиненной на ощупь. И то ли женщина становится рамкой для рисунка, то ли рисунок обрамляет и завершает образ, но площадь, башня, город и платье живут и движутся в полной гармонии. 

 

 

 Не забудьте включить звук!