Деда взяли в ночь с первого на второе мая 1947 года.
Ночные гости так хорошо знали, что и где искать, что две из трёх комнат не обыскивали. Даже детей не разбудили.
Сорок седьмой год. Позади детский дом при живом отце, голод, страшные, посадочные тридцатые, опустошившая страну, чудовищная война.
Родню, оставшуюся в еврейских местечках Белоруссии, немцы вывозили машинами за город. Там же и расстреливали. Белорусы, в отличие от украинцев, поляков и прибалтов, в погромах и карателях не участвовали. Немцам приходилось всё делать самим. Свояк деда воевал в партизанах, скрывая, что он еврей. Не от немцев скрывая, кстати. От своих. У деда был туберкулёз левого бедра. Одна нога была чуть короче. Не воевал. Проектировал, строил.
Дед с бабушкой были красивой парой. В 1933 году дед в свои 23 года уже был назначен заместителем Главного Архитектора гостиницы «Москва», Щусева. Зеленоглазая бабушка работала инженером-технологом. До войны семья жила в большой коммуналке на Устьинской набережной. Несколько комнат няня, съёмные дачи. Относительный достаток. Живи, да радуйся.
Эстрин Яков Львович родился в 1910 году. Это было последнее поколение советских евреев, для которых идиш был родным языком, а еврейские традиции были традициями семьи. Потом был Холокост и ассимиляция. Всего одно поколение спустя, мой отец, в 2011 году уже с трудом находит переводчика с идиш, чтобы разобрать семейный архив.
Я думал, что деда взяли за то, что он поддержал создание государства Израиль. То есть, как думал. Я бОльшуй часть своей жизни вообще не знал, что дед был политическим. Я знал, что он рано умер. Всё. Только в 1990 году мой отец смог получить доступ к архивам. Дед, поддержавший своего шефа Щусева во время мощно организованных гонений, имел таки собственную позицию. На трофейном приёмнике он слушал заглушаемые передачи о борьбе палестинских евреев, о создании Израиля. Он собирал и организовывал евреев, борясь против притеснений в собственной стране, где основная масса учёных, музыкантов, писателей, да что там, революционеров, были представителями единственной ненавидимой в многонациональном Союзе национальности. Были листовки, записи запрещённых радиопрограмм, письмо к Сталину, Молотову… Конечно, такое безобразие остаться без внимания компетентных органов не могло.
Бабушку выставили из квартиры на улицу с двумя маленькими детьми и волчьим билетом. Она как-то зацепилась в подмосковной Удельной. Родственники боялись с ними общаться.
Прокурор просил десять лет. Со скидкой на плохое здоровье и какую-то речь Громыко в пользу Израиля, деду дали «всего» пять лет лагерей. Несмотря на чудовищное состояние здоровья, мой дед работал в лагерях архитектором. Прекрасная профессия. Везде пригодится. Спрашивал, какие города находятся на расстоянии 101 км от Москвы. Хотел поселиться там после срока. 21 августа 1952 года в гор. Инта Коми АССР от туберкулёза лёгких умер мой дед. Уже свободным человеком. В возрасте сорока двух лет. Общая могила без имени. Мы поминаем его на могиле у бабушки. Там на могильном камне его фотография приклеена радом с её.
В мае срок заключения истёк. Но дед был очень-очень болен. И уезжать из Сибири ему было некуда. Бабушка развелась с дедом, чтобы спасти себя и детей. Его брат и сестра написали отказ от опеки. В домах инвалидов не было мест…
Вы заметили, что преемственность «работает» через поколение? Я стал архитектором, как мой дед. Моя дочь учится на врача, как её бабушка… Интерьеры номеров люкс, фасад, кафе, входные лобби гостиницы «Москва», всё, что там проектировал мой дед, снесли и переделали к чертям собачьим. Остались ДК, жилые дома на Чистых прудах и что-то ещё, что он спроектировал в своей короткой жизни. Нам, мужчинам всё хочется оставить что-то значительное после себя. А самое значительное — это наши дети, которые продолжают нас.
Согласно еврейским традициям, душа человека не умирает. Если она не выполнила своего предназначения в этой жизни, то она не попадает в рай, она рождается ещё раз. Обычно в своей семье. Я родился ровно через десять лет после смерти деда. Мой день рождения — 21 января. Его 20го. Белорусские гены моей мамы были бессильны. Я похож на него.