Помните первую часть Гоголевского «Портрета»? Ту, где бедный, но талантливый художник Чартков загадочным образом богатеет и, став очень модным, востребованным и уважаемым мэтром, совершенно теряет талант, столь приметный вначале.

Я случайно наткнулся на любопытнейшее исследование аналогичного явления у животных.

Оказывается, если хищники необычайно остро распознают движущиеся предметы, то зрение приматов специализировано на распознавание самых слабых различий в форме и строении.

Дальше — больше. Как только Моррис попытался подкупать пищей одного из шимпанзе, чтобы заставить его побольше рисовать, обезьяна быстро научилась связывать рисование с получением награды, но как только эта связь была установлена, животное стало все меньше и меньше интересоваться рисуемыми мазками. «Достаточно было какой-нибудь мазни, и затем сразу протягивалась рука за подачкой. Внимание и тщательность, которые прежде животное уделяло дизайну, ритму, равновесию и композиции, исчезли, и появился на свет божий самый худший вид коммерческого искусства!»

Комментировать это наблюдение и вывод Морриса, а также проводить аналогии кажется излишним.

И я вижу немного вариантов борьбы с искушением подачкой – оставлять творчество в виде хобби. Ведь только очень маститый специалист может диктовать свое понимание красоты. Но добиться маститости и не стать чартковым удаётся не всем. И это только у Гоголя добившийся всего Чартков, придя посмотреть на присланное из Италии полотно одного из прежних товарищей, видит совершенство и понимает всю бездну своего падения.